Расшифровка ответов Александра Меня на вопросы после неизвестной лекции в 1987-1988 гг. (предположительно, перед специалистами по иностранным языкам). С "катушки" Лиды Мурановой. Вопрос: Как Вы лично пришли к православию, как строятся Ваши отношения с прихожанами? Александр Мень: Я вырос в православной семье. Традиция на христово православие не отменена; каждый человек, воспитанный в христианской культуре, всё равно переживает обращение, такой момент, когда Высшее открывается ему лично, и у каждого это совершенно особый специфический процесс. А как строятся отношения с прихожанами – это слишком общий вопрос. Нормально строятся. (Смех в зале.) Вчера исполнилось тридцать лет, как я служу. За это время всякое, конечно, бывало. Вопрос: Вы один из лидеров движения за обновление Русской Православной Церкви. Каковы его цели и перспективы? Александр Мень: Я боюсь, что это не совсем так. Я никакой не лидер, я просто сельский священник, который служит, как ему положено, и не мне браться за обновление. Каковы цели и перспективы? Всё очень просто. Если ценности христианства попадают в каждую эпоху, они претерпевают определённую трансформацию. Ну, как вам сказать? Возьмите вы образ женщины в искусстве. В Египте это одно, в архаической Греции – другое, в классической Греции – третье, в Средневековой Европе – четвёртое; в современном искусстве Запада – это одно… Значит, духовная жизнь – она не может быть монотонной, однообразной. Некоторые говорят, что церковь приспосабливается, но это не совсем то. Живой организм всегда приспосабливается к окружающей среде, иначе он был бы трупом. Адаптация – это свойство живого. И церковь как живой организм всегда, постоянно адаптируется, но не думайте, что он адаптируется сознательными усилиями каких-то лидеров, которые сидят там и строят планы – нет, это происходит почти стихийно. А цели и перспективы? Я могу вам сказать. Первая и главная цель, так сказать, уже достигается. В течение долгого времени нас разделяли по вероисповедному признаку, то есть считалось, что верующие и неверующие внутри общества – как бы два враждебных класса. Сейчас эта порочная точка зрения преодолевается интенсивно; мы все – люди одного общества, и доказательством этому послужила практика, а не рассуждения. Церковь претерпела много трудностей в то время, когда эти трудности испытывало наше общество. Но вот наступила война, и церковь, которая пострадала немало, мгновенно пошла вместе со всем народом и сделала всё, что от неё зависело: верующие собирали средства, построили танковую колонну, эскадрилью самолётов, духовенство содействовало сбору средств и одежды для солдат и так далее. Даже Сталин вынужден был оценить дела церкви, он, который, в общем, взорвал Храм Христа Спасителя и практически закрыл большую часть храмов страны. Вопрос: Есть ли человеческие пороки? Добр или зол человек изначально? Александр Мень: Вопрос, конечно, серьезный. Я мог бы об этом говорить совершенно отдельно. Если у нас останется время, то мы об этом поговорим. Вопрос: Расскажите, пожалуйста, о соотношении духовного и национального в церкви. Александр Мень: Как говорил академик Лихачёв, это вопрос простой. Церковь христианская открыта для всех времён и народов изначально, и поэтому для неё, как говорит апостол Павел, один из наиболее авторитетных раннехристианских учителей, "нет ни эллина, ни иудея, ни варвара, ни скифа". Но при этом он не считал, что варвар, скиф, иудей – их нельзя различить, и они остаются. Каждая культура должна обладать своими специфическими особенностями. Когда существует братия, это не значит, что они должны быть, как какие-то клонированные существа, все одинаковые. Нет, иной раз прелесть братьев в том, что они разные, братьев и сестёр. И разнообразие культур, разнообразие обликов народов и поэтому церквей – это великое достояние христианства. Если мы посмотрим на модернистские храмы Эфиопии и посмотрим там же на религиозные христианские танцы богослужебные, или простую службу, которая в северных церквах, или наше православное богослужение – всё это разнообразие, в многообразии как бы соцветие культур. Культура должна быть именно такой. Вопрос: Существует легенда, что осенью сорок первого года Сталин разрешил провести крестный ход во спасение России. Правда ли это? Если да, то не могли бы Вы рассказать, как это было? Александр Мень: Ну, я был тогда вообще достаточно маленьким, но помню это время. Думаю, что ничего этого не было. Сталин разрешил единственную вещь: молебен благодарственный после окончания войны, 9 мая, транслировали по московской радиосети, и Михайлов Максим Дормидонтович, который был дьяконом, ему разрешили участвовать в этом богослужении. Так что больше ничего такого не было. А вот что Сталин думал про себя, этого никто не знает, только Рыбаков. (Смех в зале.) Вопрос: В чём основное отличие григорианской ветви христианства от православной? Александр Мень: Армянская церковь была основана в первые века христианства, и в этот период многие провинциальные церкви стремились отделиться от Византии, от Константинополя, они противились ему. И поэтому примыкали к так называемым еретическим или сектантским группам. Так вот, было движение монофизитов, которое и было воспринято в Армении. Это различие в настоящее время почти потеряло свой смысл, потому что никто уже об этом серьёзно не помнит. А практически различие наше только в обряде. Вопрос: Охарактеризуйте кратко ветви христианства и отдельно русской православной церкви. Александр Мень: Спасибо, ну, спасибо за такой вопрос! (Смех в зале.) Христианская церковь едина, но на Западе, в рамках западноевропейской культуры, создалось особое направление, или, будем его называть, ветвь христианства, которая называется католической. Она отличается структурой, она вся моноцентрична. Во главе стоит один епископ – папа, и поэтому эта церковь очень такая организованная, дисциплинированная, единая. Сейчас около миллиарда человек католиков. У них есть свои особенности по обряду, но католики признают шестнадцать различных обрядов, в том числе наш, церковнославянский. Восточные церкви, православные церкви – их четырнадцать. Самая крупная из них – это наша, Русская Православная Церковь, около двадцати миллионов человек. Самая молодая из церквей – Американская Православная Церковь. У нас настолько общие все обряды, что знающий богослужение в православной русской может прийти в грузинскую церковь и всё понимать, хотя он не знает ни слова по-грузински. Но есть ещё отделившиеся протестантские церкви. В Москве протестантство представлено только баптистами. У них церковь в Малом Грузинском переулке. Но основная масса протестантов живёт у нас в Прибалтике – лютеране и реформаторы. Характеризовать их, знаете, было бы легкомысленно с моей стороны. Я, безусловно, могу это сделать, но, понимаете, это тема для особого историко-культурного доклада, а ведь мы всё-таки говорим сегодня о тысячелетии крещения Руси. Вопрос: Занимается ли современная теология вопросами парапсихологии? Александр Мень: Да, занимается. Хотя Русская православная церковь в настоящее время не очень интересуется этой проблематикой, но вообще эта тема интересует богословов во всём мире. Я склонен полагать, что парапсихология, если отбросить ошибки, фальсификации, имеет дело с особыми силами, присущими человеку. Человеческий дух – гораздо более мощное начало, чем мы думаем, и когда он радует(ся), он может давать удивительный эффект. Мы очень мало о себе знаем. Об этом, кстати, и говорилось на такой скептической конференции, которую передавали в передаче "Очевидное – невероятное". Вопрос: Насколько социальный состав верующих соответствует социальному составу нашего общества? Изменяется ли при обращении к вере социальный облик человека? Александр Мень: Вы знаете, мне трудно объективно об этом судить, но у меня в приходе есть люди и грамотные, и доктора наук, так что – отражает. Но для этого надо провести объективный социологический анализ, а он не проведён. А вот изменяет ли обращение в веру социальный облик человека – это вопрос более сложный и болезненный. Мы все с юных лет учили слова Маркса об "опиуме народа". Это слова серьёзные, они более печальны, чем вам кажется. Дело в том, что религию, как и многие другие вещи, – как искусство, как музыку, – можно превратить в "опиум", вот что страшно. Когда человек делает религию таким анестезирующим средством, когда он хочет с её помощью избавиться от жизненных стрессов только, когда ему Бог нужен как просто средство, а не цель, вот тогда начинается "опиум". И это бывает с людьми, к сожалению. Вопрос: Не является ли бедой Руси то, что крещение совершилось до проповеди Слова Божия и соответствует ли это истине? Александр Мень: Дело в том, что этот вопрос… (Шум в зале.) Я сейчас объясню вам, некоторым непонятно, о чём тут спрашивается. Древний мир, античный, на плечах которого мы все стоим: и химики, и физики, и философы, и геологи – все стоят на плечах античного мира; каждый учебник начинается фразой "Ещё Аристотель…" и так далее; значит, античный мир услышал христианство как живую свободную проповедь людей, не имевших социального истеблишмента. Люди, которые пришли из низов, из чужой страны, из Иудеи, они проповедовали новое учение; навязать они его не навязывали, и не могли навязать, тем более что античный мир обладал своей мощной культурой, так что так просто он не мог принять. Триста лет он раздумывал, принимать христианство или нет. Западная Европа приняла христианство иначе. Варварские так называемые страны, то есть государства франков, древних русов (русичей) и других славян – они принимали не снизу, а сверху. Сначала принимала элита; элита – князь, его окружение; и они уже насаждали христианство в массах. Картина была совершенно противоположная. Здесь были и эксцессы, были и печальные страницы. И поэтому, прежде чем проповедовать Евангелие, людям объявляли, что вводится новая вера. Конечно, в этом были свои трудности, но стремительно работали миссионеры и "книжные люди" Древней Руси. Уже при Ярославе Мудром была большая библиотека в Киеве, было множество экземпляров Евангелия, а грамотность была высокой уже в 11 – 12 веках. Но, конечно, определённые издержки вот такое государственное принятие христианства имело. Вопрос: Как современная православная церковь относится к иноверцам? Александр Мень: Вообще каждый христианин должен относиться ко всем иноверцам с любовью, терпимостью. И мне даже всегда интересно встречать человека иных взглядов, потому что если б все одинаково мыслили, это было бы крайне скучно. А официального мнения никакого не существует. Вопрос: Почему на празднование не приедет Папа Римский? Александр Мень: Видите ли, тут много сложностей, потому что он ведь не только глава Римской Католической Церкви, он глава государства, его надо принимать на государственном уровне, а это всё сложно. Вопрос: Существует ли серьёзное разногласие между католической и православной церквами? Александр Мень: Это в основном связано с устройством. Наши Церкви все независимые, то есть все наши Патриархи – Русский Патриарх, Святейший Патриарх Пимен, Московский и Всея Руси, Грузинский Патриарх Илья и другие руководители Церквей – они являются гражданами своих стран. У них есть паспорта и всё прочее, А Папа Римский – он сам глава государства. Его маленькое государство является независимым, и поэтому соединить их довольно трудно. Вопрос: Если можно, расскажите о динамике роста веры в Советском Союзе. Александр Мень: Это было бы легкомысленно с моей стороны, потому что – кто считал? Это всё на глазок, так нельзя. Вопрос: Скажите, пожалуйста, где находится церковь, где Вы служите? Александр Мень: Это в Пушкине, под Москвой. Сорок минут езды. Вопрос: Христианство – это католицизм, протестантство и Русская Православная Церковь. Где они расходятся? Александр Мень: Ну, это уже было. Вопрос: Не могли бы Вы объяснить концепцию «Бог един в трёх лицах»? Александр Мень: Надо сказать, что, конечно, есть тут объяснение, но для этого… Нельзя в двух словах, этого мало времени. Вопрос: Что есть свобода? Александр Мень: Ну, есть такие вопросы универсальные, на них отвечать можно с самых разных точек зрения. Свобода – это тот дар, который Творец дал человеку, чтобы он мог осуществить заложенные в нём возможности. Это не анархия, не вседозволенность, а именно реальная полнота гармонии человека, которая должна реализоваться. Вопрос: Скажите, пожалуйста, как рассматривает современная церковь концепцию Библии о конце света? Александр Мень: Это вопрос не простой, он важный, я в двух словах вам отвечу. Дело в том, что для язычников мир не имел цели, он вращался, он превращался в огонь, потом снова возникал, и так – вечный круговорот. Наподобие одной из современных космологических теорий о том, что вселенная расширяется, потом коллапсирует, потом опять расширяется, и так без конца. Только в Библии мы находим иную концепцию, где у мира есть цель и смысл. Это цель – преображение общества, преображение природы, преображение вселенной; и что всё, что происходит в мире – целенаправленно, целеустремлённо. История имеет смысл, и мир имеет смысл только как история. Следовательно, речь идёт не о конце света в обычном смысле слова, а о движении мира к высочайшим заданным целям, которые Творец поставил. Так он и в Христе. Вопрос: Считаете ли Вы, что сейчас происходит падение нравственности, а связано это с гонениями на церковь? Александр Мень: Конечно, температуру нравственности никто не измерял, и понять, насколько она упала, трудно. Но впрочем, конечно, есть масса явлений, которые вызывают – во всём мире, не только у нас, – вызывают печальные размышления. На это я могу только сказать, что Евангелие несёт в себе потенциал для будущего. Человек современного, тем более средневекового мира, не мог ассимилировать христианскую этику полностью. Гораздо проще было написать икону, построить храм, создать что-нибудь ещё подобное, но стать просветлённым, преображённым человеком – это не так просто, это дело будущего. Поэтому кризисы нравственные потрясали и христианское общество. Во всяком случае, вера должна участвовать в нравственном становлении человека, это признают все круги, в том числе неверующие. Вопрос: Какова перспектива объединения христианских церквей? Александр Мень: Пятьдесят лет тому назад это казалось невозможным. Сейчас диалог идёт довольно интенсивно. Вопрос: Что Вы думаете о Туринской Плащанице? Александр Мень: Примерно то же, что написано в книге историка Арутюнова «О святынях подлинных и мнимых». Она вышла большим тиражом. Это вопрос веры. Если научно подтвердится, а это, по-видимому, так, что это действительно древнее полотно, мы только можем знать лицо Христа, облик его. Это прекрасно, но это ничего не решает. Вопрос: Каковы практически в настоящее время процедуры поступления в монастырь? Александр Мень: Я не пробовал. (Смех в зале.) Не пробовал, поэтому не могу сказать. Вопрос: Вы сказали, что Христос – реальный человек. В церкви учат нас видеть его как Богочеловека. Как это понять? Александр Мень: С точки зрения христианской Бог открывается во всём: в сложной красоте мироздания, в законах природы, в душе человека в первую очередь. Есть люди особенные, в которых он открывается с какой-то необычайной силой: это мудрецы, пророки, святые. Среди них Иисус Назарянин занимает совершенно особенное место, уникальное. И мы, христиане, верим, что через него вечность открылась с той абсолютной полнотой, которая доступна для человеческого существа. Вы все смотрели фильм Тарковского «Солярис». Вот это некоторого рода модель, эта притча. Вот это мышление этого огромного Океана – оно не могло войти в контакт с мышлением человека, и только превращаясь в человека, он нащупывал к нему пути. Так вот то же самое можно сказать и о космическом разуме. Как он может дойти до нас иначе, чем через человека же? Поэтому он открывается через Иисуса Христа, который для нас, христиан, не просто жил когда-то, но и жив сегодня, и не в памяти отнюдь, а совсем другим образом. Каким, я не берусь сейчас объяснять. Вопрос: Как Вы относитесь к атеизму и к атеистам? Александр Мень: К атеистам я отношусь хорошо, как и ко всем людям, а к атеизму... Ну, вы знаете, я не очень верю в него. Я считаю, что в душе каждый человек так или иначе во что-то верит идеальное. Вопрос: Как конкретно будет праздноваться 1000-летие христианства на Руси? Александр Мень: Ну, знаете, об этом столько в прессе пишут! Было интервью Патриарха в "Известиях", потом интервью митрополита Филарета в "Огоньке", потом другого Филарета в "Неделе". Ну, давайте, ещё раз вам повторю. Будет церковный съезд, Собор по-нашему, в Загорске, который будет решать церковные вопросы; будет торжественное заседание - концерт в Большом Театре, наверное, покажут по телевидению. Будут празднования - концерты по городам, связанным с историей крещения Руси: в Киеве, в других городах. Будут выставки, выставки уже начались за рубежом. (Смех в зале). Но у нас тоже будут, и к этим дням привезут сюда иконы. Во всяком случае, господа, знаете, уже посмотрел Рублёва. Вопрос: Отменён ли запрет на ввоз Библии? Александр Мень: Ну, по-видимому, отменён, раз к юбилею нам обещают чуть ли не миллион Библий. Там есть и в подарок, и за деньги, пока не ясно, но в общем будет, я думаю, достаточно. До сих пор Библия, в которую включается Евангелие и другие книги... Собственно говоря, Библия – это есть книга о Христе. Сначала идёт предыстория Христа, Ветхий Завет, пророки и их учения. Это большая часть по количеству страниц. Потом идёт жизнь и учение Христа –Евангелия, которые будет сейчас напечатаны в журнале "В мире книг", и дальше идут Деяния Апостолов, то есть первые пророки христианства и их послания. Всё это вместе составляет Библию. По-гречески слово "библия" значит "книги", отсюда слово "библиотека". Так вот, Библия издавалась у нас с 56-го года, это впервые, значит, после революции в 56-ом году стала издаваться, и изданий было несколько. Последнее вот сейчас выходит, к 1000-летию. Они стереотипны. Но мы не способны обеспечить всех, даже прихожан своих, пока тиражей не хватает. Вопрос: Открываются ли новые церкви в Москве? Александр Мень: Насчёт Москвы не слышал, но в Московской области две церкви будут открыты. Вопрос: Волнуют ли церковь вопросы перестройки, засилье бюрократии, сокращение кадров? (Смех в зале.) Александр Мень: Очень волнуют. Надо сказать, что сейчас все мы на этой перестройке, все клянутся, что им это нравится, а что касается нас, христиан, то мы с большим энтузиазмом её встречаем и нелицемерно, не просто из конформизма. Дело в том, что вот это обновление – оно играет очень важную роль и высокую оценку находит в христианских кругах. Во-первых, первое, оно выдвинуло человеческий фактор на первое место. Человеческий фактор – это то, о чём мы твердили всегда, то, что было пренебрегаемо. Дальше. Правда восторжествовала или, во всяком случае, торжествует... present continuous, так сказать (смех в зале – аудитория, вероятно, с языковым уклоном) - она торжествует. Мы каждый день узнаём что-то такое, что раньше было скрыто от нас, а ведь Христос говорил о себе: "Я есть путь истины един". Поэтому мы должны любить истину и правду. Какие же мы будем люди, если мы будем погрязать во лжи поколение за поколением! И вот правда выходит, и это не может не вызывать у нас восторга. Ну, кроме того, смелость решений, безусловно, вызывает тоже наш энтузиазм. Ну и конечно, есть у нас "личные" как бы, в кавычках, причины радоваться перестройке, потому что она ведёт к изменению отношения к верующим и к изменению религиозной политики в целом в нашей стране, как об этом неоднократно писалось. Об этом говорил Михаил Сергеевич Горбачёв на встрече с членами нашего Синода и с Патриархом, об этом писал наш... ну, не министр, а председатель Совета по делам религий Харчев, неоднократно высказывался так. Значит, это болезненное состояние, когда миллионы людей были объявлены людьми второго сорта, их можно было выгнать с работы, из института, вообще они считались чуть ли не врагами, "пятой колонной", вот это положение перестройка преодолевает, и мы не можем это не приветствовать. Мы кровно заинтересованы в её успехах. Ну, а насчёт засилья бюрократии – это общая беда. Вопрос: Каково отношение Русской Церкви к старообрядцам в настоящее время? Александр Мень: Мы считаем их членами Русской Православной Церкви, такими же, как и мы. Но у них своя точка зрения. Мы односторонне их считаем. Вопрос: Простите, пожалуйста, за нескромный вопрос: где Вы учились? Получили ли какое-нибудь естественное образование? Александр Мень: Я учился в Московской Духовной Академии и в Ленинградской Семинарии, а светское образование у меня биологическое. Вопрос: Что такое чудо? Александр Мень: Это называется "начать и кончить". (Смех в зале) Вопрос: Ваше отношение как христианина к Сумгаитской трагедии. Александр Мень: Вы знаете, неоднократно было сказано, что национальные проблемы требуют деликатного такого подхода. Безусловно, главная задача христианства – это устанавливать дружественные отношения между народами. И когда вот так взрываются, взрываются из-под земли накопившиеся вот эти тёмные страсти, то, конечно, это является трагедией нашего общества, трагедией. Кто бы там ни был виноват конкретно – это уже второе дело, важно, что там была болезнь, болезнь, которая просто проявилась в такой чудовищной форме. Если человека не воспитывать духовно, то всё это в нём скапливается, и мы знаем, что ненависть приводит к конфликтам в семье, к бесконечным конфликтам в рабочем коллективе, к конфликтам между нациями в государстве и, наконец, к бесконечным войнам. Вы понимаете, что мы живём в эпоху глобальных войн, всюду, от семьи до государства. И это болезнь нашего века, и с ней необходимо бороться. А это всё страшные симптомы, это не случайность какая-то: просто кто-то не досмотрел. И даже не в том дело, что исторически это понятно, давнишняя вражда там мусульман или армян. Не в этом дело. Повод всегда найдётся для того, чтобы друг друга убивать или причинять насилие. Вопрос: Верите ли Вы в пришествие антихриста? Александр Мень: Видите ли, апостол Иоанн, один из ранних христианских учителей, говорил: – "И сейчас уже много антихристов". Значит, всякий, кто несёт в себе запал зла, то есть того, что противоположно Христу, всякий может уже называться антихристом. Вопрос: Расскажите, пожалуйста, немного об истории Русской Православной Церкви. (Смех в зале.) Александр Мень: Я попробую на протяжении трёх минут, но это будет очень поверхностно. Значит, первый – киевский период. Взлёт культуры, великие святые. Создаётся Лавра в Киеве, кто из вас был, знает эти пещеры, создаётся замечательная письменность. Нестор – летописец святой, митрополит Илларион. В это время Русская Православная Церковь является культуртрегером древней Киевской Руси, носителем культуры. В период феодальной раздробленности, в 12 веке, перед монгольским игом, она является как бы сплачивающим таким ферментом, соединяющим княжества. В период господства Орды Церковь осталась единственным культурным началом в России. Всё было разрушено, и именно в Церкви сохранилась литература, зачатки науки, искусство. В период татарщины проявились такие люди, как святой Сергий Радонежский, основатель Троице-Сергиевой Лавры, тогда же был и Андрей Рублёв, величайший древнерусский иконописец. В период Московского Царства, когда ханская власть была свергнута, власть царей московских начинает подавлять социальную активность Церкви. В это время очень многие деятели Церкви пострадали, в частности, митрополит Филипп, глава Русской Церкви при Иване Грозном. Он выступал против репрессий царя и был сначала низвергнут, потом заточён, и потом убит. В период петровский, начиная с Петра Первого, Церковь была лишена своей независимости, у неё больше не было патриарха, ей управлял государственный офицер, назывался он "обер-прокурор Синода", церковь была бюрократизирована, священники превратились в чиновников в рясах. Это был длительный кризисный период, но и он дал замечательные плоды в области святости, духовности, литературы, искусства. Перечислять здесь великих деятелей, и гениев, и героев церкви невозможно всех. Для этого существуют многотомные жития русских святых. В 20-м веке с церковью стала воевать интеллигенция (в начале 20-го века), но к событиям октябрьским церковное руководство пришло не готовым, и поэтому это привело к тяжёлым кризисам. Привычная связь со старым режимом поставила многих искренних и честных людей сразу в положение конфронтирующее. Многие думали, что все эти события временные; это привело к множеству трагических последствий. Ну, а в тридцатые годы – тут уже всем досталось. После войны Русская Православная Церковь возродилась. Были открыты тысячи приходов, были открыты вновь закрытые перед войной духовные школы, и в настоящее время она живёт, насколько это возможно, полноценной жизнью. Вопрос: Как Вы считаете, насколько насильственным было введение христианства на Руси? Александр Мень: Конечно, у нас нету репортажей из того времени, и безусловно, есть свидетельства, правда, такие глухие, о том, что Добрыня применял насилие. Добрыня, дядя князя Владимира. Но в общем мы не должны считать, что христианство было навязано, потому что всё-таки всё навязанное в конце концов вызывает реакцию, а мы знаем, что через сто лет христианство было родной религией для Древней Руси. Ну, тут какие экономические причины повлияли на князя Владимира, когда он принимал христианство. Конечно, были, он же был государственный человек, он заботился о своём княжестве, и у него были тут соображения политические и экономические. Но об этом подробно написано в книге "Крещение Руси в изложении русских и советских историков", она сейчас вышла. Там выдержки из многочисленных сочинений на эту тему. Вопрос: Как отмечает Церковь репрессированных представителей своих погибших или оставшихся в живых? Александр Мень: Панихиду о них служат. Вопрос: Расскажите, пожалуйста, об отце Павле Флоренском. Александр Мень: Отец Павел Флоренский – это был весьма интересный человек, один из выдающихся мыслителей двадцатого века, очень сложный, противоречивый. Он был одновременно известным инженером и химиком частично. Вот сейчас опубликована была его автобиография в журнале "Литературная учёба". Вообще о нём много пишут. Он свою богословскую систему не достроил, потому что он был репрессирован и не успел завершить своё главное произведение. Наиболее известные его работы – это книга "Столп утверждения истины", а потом были опубликованы уже посмертно "Иконостас", "Философия культа" и другие. Характеризовать его можно по-разному, потому что это был эрудированнейший человек; один мой знакомый, который его знал, рассказывал, что Флоренский признавался, что он может любой тезис обосновать, даже противоречивый, настолько изощрённой была его диалектика. Он занимался проблемой истории искусства, проблемами диэлектриков, у него было, по-моему, 30 патентов. Но опять-таки, рассказать о нём – это тема целой диссертации. Он родился в 1882 году, официальная дата смерти – сорок третий. Вопрос: Какова тема Ваших интересов в богословии? Александр Мень: Меня интересует главным образом история религии, Евангелие и так называемое основное богословие. Вопрос: Христианству 1000 лет. Что нового внесено за эти годы в учение христианства? Александр Мень: Христианству две тысячи лет, через 12 лет мы будем праздновать 2000-летие христианства самого. Это на Руси оно тысячу лет. Да, его мировоззрение, его учение в деталях всё время развивалось. Суть оставалась всегда, Христос оставался всегда в центре его; там, где он отходил на задний план, христианство деградировало. Но здесь – это целая история мысли, полная богатства, полная необычайных находок, катастроф, приключений мысли; так сказать, драма идей. Изложить это тоже трудно. . Вопрос: Правда ли, что Зоя Космодемьянская и Александр Матросов причислены Церковью к лику святых? Александр Мень: Нет, это не так. Дмитрий Донской будет причислен, а эти – нет. Процесс торжественного почитания каких-то героев веры, провозглашение этого почитания, называется "канонизация" – причисление к лику святых. Вопрос: Как Вы относитесь к возможности устранения антагонистических отношений между религиями мира – христианством, мусульманством, иудаизмом? Александр Мень: Я думаю, что вся основа – в вере. Если я глубоко убеждён в своей истине, то меня никогда не смутит и не огорчит как-то человек, который проповедует другую истину, тем более, что у всех религий есть нечто общее: мы все верим в единого Бога. Это общий наш Бог. Человечность и терпимость лежит в основе. Вопрос: Тот же вопрос: как совместить это с инквизицией? Александр Мень: Дело в том, что инквизиция, это церковно-политическое учреждение, была создана вопреки христианству, она нарушала главные его принципы. Человек ведь может испортить самые прекрасные идеи, и под самыми замечательными знамёнами... Под знаменем "Свободы, равенства и братства", как известно, во время Французской революции топили людей, но это не значит, что свобода, равенство и братство – вещи плохие. Вопрос: Объясните, пожалуйста, – католики, православные, протестанты – это всё христиане? Александр Мень: Да, от слова "Христос" происходит термин "христиане", и поэтому все, кто исповедует Христа как своего спасителя и основателя церкви, будь он баптист, будь он другой протестант, православный, католик – все христиане, по определению. Мне, конечно, очень приятно, что вопросы все очень серьезные; я говорю, каждый тянет на диссертацию. (Смех в зале.) Вопрос: Возможно ли реальное создание всеобщей мировой религии, объединяющей всё человечество? Александр Мень: Ну, как христианин, я всё-таки думаю, что христианство способно на это. Вопрос: Какова история иконографии Иисуса? Александр Мень: Ну, первые образы были абстрактные, аллегорические, символические. Его изображали в виде юноши, и только в третьем веке, возможно, под влиянием Туринской Плащаницы, возник тот образ, который прошёл через все столетия до нашего времени. Вопрос: Мне кажется, что настоящий взлёт Церкви является очередной политической ширмой. Что Вы скажете? Александр Мень: Во-первых, я не думаю, чтобы это был взлёт – это слишком сильно сказано; а во-вторых, ширмой чего? Политика меняется, Евангелие остаётся. Вопрос: Призывают ли служителей в армию? Александр Мень: Да, обычно призывают, но, в общем, не всегда. Но юридически – да; многие мои коллеги служили. Но я проходил военные сборы. Вопрос: Как Вы относитесь к мысли Достоевского о принципиальном различии католицизма и православия? Александр Мень: Ну, я не думаю, что Фёдор Михайлович здесь полностью прав. Я думаю, что когда Достоевский вот это принципиальное различие подчёркивал, он имел в виду не католицизм реальный, (тем более сегодняшний, я уж про это не говорю, он очень меняется), а скорее всего тот, который создавался в его воображении. Легенда о Великом Инквизиторе представляет некоего человека, который говорит: – "Я возьму у вас свободу и дам вам счастье". Никогда никто из католиков таких идей не выдвигал. "Я построю веру на чуде, тайне и авторитете". Ну, у нас, конечно, чудо, и мы признаём, православные; тайну признаёт всякое христианство, без авторитета тоже невозможно, так что я думаю, что это ложный комплекс католицизма, ложный. Но я вообще-то с Достоевским здесь полностью не согласен. Это опять... Что-то тут очень многих волнует, всё про католицизм да про католицизм. (Смех в зале.) Вопрос с места: Кто в наше время является самыми известными иконописцами? Ответ: Значит, как бы патриархом или, точнее, матриархом современных наших московских иконописцев является Мария Николаевна Соколова, она недавно скончалась, монахиня. Она начала работать над иконами ещё в двадцатые годы, и она создала школу целую, так что там нет каких-то выдающихся личностей, там множество иконописцев. На Западе был монах Григорий, иконы которого отличались сочетанием древней традиции с такими особенностями современного какого-то модернизма, экспрессионизма, но в общем это не подражание традициям. Ну вот, Марья Николаевна Соколова. Есть у нас ещё художник по имени Зенон, он монах, находится в Даниловском монастыре. Из всех иконописцев он наиболее такой сейчас признанный. Его иконы вы можете увидеть в Даниловском монастыре, когда там бывает служба, там иконостас расписан отцом Зеноном. Он ещё сравнительно молодой. Голос из зала: С ним есть интервью в фильме "Храм". Да-да, я фильм ещё не видел, но там есть интервью, действительно, с Зеноном. Вопрос: Было ли в России что-нибудь подобное инквизиции, если нет, то почему? (Смех в зале.) Александр Мень: Кому-то обидно, не дают покоя испанские лавры. К счастью, всё-таки не было инквизиции. Были отдельные преследования...