12-ая лекция из цикла «История мировой духовной культуры», прочитанная 29 апреля 1990 года.
... Итак, мы говорили о сложных отношениях между Церковью и империей. Римская империя это своеобразное государство, которое обнимало народы самых различных культур, включало в себя и Сирийский Восток и Латинскую (латинизированную) Африку, и Галлию - будущую Францию, и Британские острова, и Сирию, Малую Азию, Грецию, Палестину - все это, кончая африканским Египтом, составляло своеобразный мир - Orbis Romano - Римский Круг. И этот Orbis Romano - сыграл промыслительную провиденциальную роль в утверждении и распространении христианства. Когда мы беседовали об апостоле Павле, я вам рассказывал о той мощной сети прекрасных шоссейных дорог, которые пересекали всю Римскую империю - от северных морей до африканского побережья. Мало того, единый язык, унаследованный от эллинизма - хорине - греческий диалект, тоже способствовал пониманию и объединению. Ибо в Риме говорили на этом языке, т. е. знали этот язык почти все, и в Египте говорили на этом языке, и в Палестине и в Сирии, и в Галлии, и в Испании. И человек, имевший римское гражданство (но далеко не все население имело римское гражданство), был привилегированным и в любой части империи он пользовался одинаковыми правами. Рим соединил Восток и Запад - в той части цивилизованного мира, которая является основанием нашей европейской культуры. И поэтому многие отцы Церкви подчеркивали, что не случайно Господь Иисус родился именно в правление императора Августа. Именно при Августе империя пришла к стабилизации и стала единым большим организмом. Надо отметить, что Рим не навязывал ни своих богов, ни своего образа жизни, тем народам, которые входили в империю, таким образом, сохранялись национальные различия и традиции. Каждая часть империи жила по-своему, хотя, нечто их объединяло. И до наших дней этот образец сохранил свою привлекательность, и впоследствии, неслучайно, что даже Западная Церковь, как общественный организм, ориентировалась на опыт Древнего Рима. Каков же опыт древнего Рима, каково его наследие? Кратко это можно сформулировать так: единство в многообразии (без нивелировки) и правовое государство. Конечно, вы можете возразить, что Древний Рим, о котором рассказывают такие ужасы, которым управляли такие жестокие государи, не может быть назван правовым государством. Тем не менее, Римская империя была правовым государством, не хуже, чем многие государства нашего времени, хотя это было две тысячи лет тому назад, но сама идея закона, привычка к тому, что закон есть закон, она восходит именно к Риму.
Один современный политический деятель сказал, что страшно жить в государстве, которым управляют не законы, а люди. Это глубокая мысль. И в Риме, конечно, не редко управляли люди, но все-таки они не могли аннулировать этой власти закона, которая как бы пронизывала всю империю. И сегодня любой юрист, адвокат, прокурор, со студенческой скамьи начинает свой путь с изучения Римского Права. Любое Право XX века основывается на тех азах, которые были созданы римскими правоведами. Я останавливаюсь на этом потому, что латинское христианство усвоило, так сказать, римские принципы. Римляне любили порядок. Любимым словом в Риме было слово concordia - согласие. Так вот, именно поэтому епископ в Риме оказался центром согласия, когда Церковь начали раздирать конфликты. Я вам говорил, что Климент Римский - второй епископ Рима, написавший в 90-х годах послание к Коринфянам, выступил как поборник конкордии - согласия, порядка, законности внутри Церкви.
Хотя, многие говорят, что Церковь - это свободный союз духовно свободных людей, какие тут могут быть законы? Но Церковь - это организм богочеловеческий, включающий в себя несколько аспектов - не только таинственный, божественный, но и аспект земной, человеческий, социальный. И как всякий организм, Церковь должна иметь структуру и порядок. И структура и порядок были усвоены Римом. Конечно, это наложило определенный отпечаток на мышление и дух Западного христианства, и в окружных посланиях римских епископов мы до сих пор ощущаем кристальность, лаконичность, и в то же время, некоторую юридичность. До сих пор сохранились в лексиконе официальной западной церковной документации такие слова, как, скажем, посягать на права Бога, на Божии права. Понятно, что здесь имеют ввиду авторы посланий, но можно проследить, откуда проистекает вот это, немножко странное, представление о "правах Божиих".
Древний римлянин относился к миру, как к чему-то таинственному. Он не успел проникнуться верой греков в человекоподобных богов, которые создали чарующий мир насельников Олимпа. Для римлян боги олицетворялись с фетишами, например, Марс - с копьем. И лишь позднее римляне заимствовали у греков статуи и мифологию. Почему это так? Потому что римлянин почитал священное в конкретных вещах, в природе. И в силу этого обстоятельства религиозность западного христианина с самого начала была очень конкретной.
Мы знаем, что и на Западе и на Востоке перед Святой Чашей Евхаристии благоговеют и благоговели все христиане. Но именно на Западе возникла традиция молитвенного размышления перед Святыми Дарами. Почитание именно Святых Даров, как видимого воплощения Божьего присутствия. Я еще раз подчеркиваю, что мы также чтим Святые Дары - когда выносится Чаша с освященными Дарами, каждый православный христианин перед ней преклоняется, но только в западной католической традиции мы находим молитву перед престолом, на котором стоят Святые Дары - уединенную или же общинную, безмолвную молитву. Во времена раннего христианства на Западе не возникали ереси - это очень интересная черта. Она связана с тем, что римлянин был практиком, он не был склонен к метафизике, к каким-то абстрактным рассуждениям. Все римские философы были практиками. Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий - все они писали на жизненные темы. Мало кто из них углублялся в заоблачные какие-то проблемы. Также и латинские христиане не уходили в тайны догматики, и у них не возникало искушение как-то превратно истолковать Евангельское провозвестие. Поэтому все великие ереси, которые потрясали христианский мир, родились на востоке - преимущественно в Египте и в Сирии, и в Малой Азии.
Мы с самого начала должны принять такую простую истину. Христианство стоит выше любой культуры, или можно сказать, что оно глубже любой культуры. Оно, как бы, является той живой водой, которая питает корни европейской культуры (включая русскую), и американской, которая является ветвью европейской, и многочисленных других культур, которые считают себя христианскими. Но из этого вытекает, что христианству свойственно многообразие, и идея плюрализма христианской культуры идет из древнего христианства.
Христианство не привязано ни к какой одной культуре. Оно обладает колоссальной силой ассимиляции и огромной силы влиянием. Когда Христос проповедует среди евреев, когда христианство возникает в иудейской среде, это не означает, что оно ограничено этим миром. Уже в этом же поколении апостолы как бы впитывают в себя эллинистическую культуру и во II веке греческая, сирийская, особенно египетская культура начинают переосмысляться и наполняться христианским содержанием.
В Эфиопии до сих пор сохранился такой ритуальный обычай - епископы с жезлами, напоминающими жезлы древних египетских жрецов, совершают архаичный танец. Это седая древность христианства, но это и африканский дух его. И на островах Тихого океана можно найти храмы, построенные в океаническом, национально-традиционном стиле. Мощные соборы поднимутся в Европе и на Руси, но они не будут единственными в своем роде представителями христианской культуры. Появятся богословы и поэты, музыканты и певцы, скульпторы и архитекторы - все они будут очень разными и все они будут христианами.
Поэтому и говорил Владимир Соловьев в своем стихотворении "Exorus Lux":
И свет исшедший от Востока, с Востоком Запад примирил
Свет - это христианство. И Восток и Запад, которые когда-то конфликтовали, они получили платформу общую для встреч через Римскую империю, а глубочайшую возможность для диалога, для взаимообогащения, для интенсивной обратной связи - через Вселенское христианство. Именно в начале II века возникает понятие Вселенской Церкви - Кафолике. Кафолике - значит всеобщая церковь. Ни какая-то национальная, отдельная, частная, принадлежащая к той или иной культуре, к тому или иному месту, а кафолике - собранная со всего мира. По церковнославянски это слово переводится как соборная - единая и соборная церковь. А коли так, то национальные особенности в области культуры Востока и Запада активно и интенсивно входили в наследие христианства. Возникает традиция простой аскетичной латинской Литургии. Она очень древняя, она очень лаконичная - Месса называется. После II Ватиканского Собора латинская служба исчезла, заменившись Литургией на национальных языках. Но, не даром, в средние века и двести лет тому назад в любом месте, где существовала Западная Церковь как кафолическая, католическая, человек слышал ту же самую латинскую Литургию, где бы он ни был, кем бы он ни был по происхождению: негром или эскимосом, и даже те же напевы исполнялись. В этом был элемент, конечно, некоторой унификации, но он был важен для единства.
Христианский Восток - Сирия, Малая Азия, Греция - не обладал таким дисциплинирующим, аскетичным началом, но, зато, восточный дух был глубже, теплее. Хотя, действительно все ереси возникли на Востоке, но там же возникла и христианская философия, там билась мысль, как живой родник, естественно, что возникали и ошибки. Огромен был вклад христианского Востока в общую копилку христианского наследия. Именно на Востоке возникает христианское монашество. Священное Писание и ранняя христианская литература написаны на греческом языке. Творения святых отцов II-III века, в основном, написаны на греческом языке. И такой писатель, как Ириней Лионский, (II-III век), который был епископом Лиона в Галлии, во Франции, писал, думал и говорил по-гречески. Теперь Вы понимаете, что латинский и греческий мир, христианские Запад и Восток находились во взаимодействии. Они не исключали друг друга, не враждовали друг с другом, не нивелировали друг друга, а они создавали некую полноту двух великих культур. А к ним примыкала еще культура палестинско-сирийская. Хотя, большая часть христиан евреев, так сказать, растворилась в общей христианской массе, но сохранилась, как этническая единица христианства в Сирии. И там возникали богатейшие традиции: и философская, и аскетическая, и политическая. Там, в Сирии, возможно, были созданы первые наброски икон, там, в Сирии, Ефрем - великий святой подвижник, церковный писатель и поэт, молитву которого мы повторяем Великим Постом, он создает богословскую традицию и школу, которая существовала несколько веков и потом распалась под давлением тиранского государства.
Египет - Александрия, Сирия - Нисибис вместе с Иерусалимом, Рим как центр латинства, Малая Азия, как центр греческого влияния, вот плерома или полнота огромной христианской культурной симфонии, которая с каждым десятилетием все более набирала силу.
Но, когда, первая любовь, то есть первый порыв довольно долго длившейся в христианстве начинает ослабевать, - культурный антагонизм Востока и Запада становится сильней, чем христианская любовь и христианское единство. Если в III веке люди разных племен и традиций христианских считали друг друга братьями, то к VIII - IX веку отчуждение будет уже очень серьезным. И это повлечет весьма серьезные последствия для всей мировой истории, для всей истории нашей культуры: для России, для Европы. Огромные последствия. Но, пока существовали Святые Отцы, были живы их традиции, Запад с Востоком жили в мире и обе части церкви, восточная и западная, называли себя кафолической церковью, или в латинском произношении - католической, и, одновременно, она называлась ортодоксальной, то есть православной. Православию противопоставлялось не католичество, а ересь. Значит, "неортодоксальная" означало "еретическая", (а не кафолическая, не католическая) означало, что это какая-то секта, которая себя выделила из мирового христианства. Но в истории происходят удивительные превращения и через ряд веков православие и католичество будут как бы противостоять друг другу, но это позже.
Возвращаемся теперь к Святым Отцам того периода. Если мы обратимся к IV веку, то мы должны будем признать, что это был действительно век золотой христианской письменности. Но, увы, не был он золотым для христианского духа потому, что произошло страшное искушение, испытание для церкви. Какое? Гонение? Нет. Когда были гонения на христиан, когда на них клеветали, их жгли, вешали, обезглавливали - это было испытание, но не столь сильное. А вот сильные испытания, начались, когда христианином стал император, и когда христианином быть стало надежно, выгодно и удобно. Началось это в период правления императора Константина. И тогда многих мучеников, исповедников сменили лицемеры. Начался поворотный, энтропийный процесс, процесс охлаждения масс, в них гасло первоначальное апостольское христианство. Но, именно, в том и значение Святых Отцов, что они противостояли этому процессу.
Когда мы говорим "святые отцы", нам кажется, что это такие почтенные фигуры, что они были окружены благоговением еще при жизни. Когда на иконах мы видим Афанасия Великого - отца Православия, Василия Великого, Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, то нам кажется, что в христианскую эпоху эти люди должны были быть почитаемыми во всех слоях общества, но жизни их, к удивлению тех, кто не очень хорошо знает этот период, были трагическими. Афанасий Великий пять раз низвергался христианскими императорами (правда, один раз языческим) со своего места, едва не был казнен и неоднократно подвергался суду. Иоанн Златоуст был низвергнут константинопольской кафедрой и умер в изгнании. Василия Великого постоянно шантажировали: то губернатор, то император. Григорий Богослов был лишен своей архиепископской кафедры на Константинопольском Соборе, то есть жизнь этих людей находилась в постоянной борьбе с собратьями-христианами, с государственной христианской властью - и это было очень тяжело и порой горько. Но в том-то и значение этих людей, что они сохранили евангельский идеал, и противопоставили его обмирщению христианства. Ибо христианство стало мирским в дурном смысле этого слова. Корни этого, конечно, уходят еще в период гонений, среди которых были времена более спокойной жизни христиан и тогда уже появлялись эти искушения. Скажем, в III веке был епископ Павел Самосадский, который был одновременно и правителем, и богатейшим человеком, и знатным таким лицом, и это было предвестие будущих времен...
Церковь росла, почувствовав свою ответственность за человеческий род, она перестала ощущать себя горсточкой изгоев, которой безразлично, что делается вокруг, и все проблемы, которые волнуют сегодня человеческий род: политические, социальные, экономические, семейные, эстетические, все они нашли отражение в христианской религии. Я вам могу повторить то, что говорил в прошлый раз, что иные люди сегодня, обращаясь к вере, к сожалению, начинают думать, что надо выбросить за борт все остальное. В каком-то смысле идеал веры стоит над всем, но именно, когда человек принимает христианские принципы в сердце, они должны ориентировать его в постоянной деятельности. Это пример святых отцов. У Василия Великого, жившего в IV веке, есть небольшая книга, которую я вам назову, она называется так "О языческой литературе и пользе ее для христианских юношей". Заметьте, что тогда язычество не было, как для нас с вами сейчас, отголоски седой старины. Кругом стояли языческие храмы, еще действующие, и богов почитали во всех деревнях. И, однако, Василий Великий не говорит, что надо сжечь и уничтожить, или же не читать Гомера или Эсхила. Он подчеркивает, что необходимо брать из культурного наследия все важное и ценное. Ефрем Сирии собирает поэзию Востока и на основании древних сирийских мелодий создает христианские песнопения. В Египте трансформируют древнейшие гимны, поэмы, и они становятся христианскими гимнами. Что это было - приспособление? Ни в коем случае! Потому что Церковь считала себя наследницей мирового духовного развития. И именно потому Церковь употребила слова "Смертию смерть поправ" в христианском Пасхальном тропаре, который мы сейчас все повторяем. А в древности эти слова относились к культу Осириса "Осирис попрал смертию смерть...". Это был миф о воскресающем боге, а здесь явился живой Бог. Это все было прообразом. Вся человеческая история входит в христианство. Все религиозные искания были предчувствием этого, поэтому Церковь имела и имеет право ассимилировать все это наследие. Поэтому и Рождество Христово, поскольку не было известно из Евангелия, какого числа, в каком месяце родился Христос, и Церковь в поисках числа обратилась к 25 декабря. Почему? Только потому, что весь мир справлял в этот день рождение непобедимого солнца. Рождение солнца - это рождение нового года, рождение света. Что еще может быть более прекрасным, как прообраз, как символ для христианской веры в явлении Господа на землю, чем рождение солнца? И это ввели не сразу, а в конце IV века. В IV веке ввели праздник Рождества.
Ну и, наконец, в отношении христианского храма. Тут происходит очень интересная трансформация. Древний храм в любой стране, в любом веровании был всегда домом не человека, а божества. Что бы ни было, греческий ли храм, вавилонский, египетский - там находилась тайна. Внутрь входили только жрецы. Иногда архитекторы создавали возможность народу, стоящему во дворе, видеть в глубине статую бога, а в основном, люди молились во дворе. И в Ветхом Завете так было. Когда говорили, что человек входит в храм, это не значит, что он вошел в специальный храм, - люди молились только во дворе, потому что храм - это дом Божий. Христианская церковь использовала для своих первых церквей другую модель. И это было духовно очень оправдано. Модель базилики. Базилика римская - античное общественное здание, имеющее прямоугольную форму, и именно такая базилика стала первым типом христианского храма. Почему? Потому, что не данное божество грозное и неприступное здесь является объектом молитвы, а Бог, который входит в недра общества. Он приходит к народу Божьему, Он приходит к нам, Он здесь вместе с нами. И лишь потом византийское искусство снова возвращает древнюю модель и дает синтез всего этого. Но это позднее, в средние века.
Для Отцов Церкви огромным событием было падение римской империи. Я специально останавливаюсь на конечном пункте этого развития. В следующий раз на встрече я расскажу вам об отдельных, наиболее выдающихся представителях святоотеческого периода и о вселенских Соборах, об их доктринах и догмах. А пока я набрасываю перед вами общий план, общую схему, общую панораму. Так вот, как для многих христиан Востока, крушение Иерусалимского храма было великой трагедией и знаком Божиим, так и падение Рима в 60-м году, казалось концом мира. Кто из вас читал Евангелие, обратите внимание на пророчество Иисуса Христа о падении Храма. Оно не отделимо для пишущих Евангелие от конца света. Конец Ветхого Завета в их сознании означал конец света. Точно так же было с крушением Рима. Когда Рим христианский пал, блаженный Иероним рыдал как ребенок. И всем казалось, что наступил конец мира.
А надо сказать, что христианство всегда чувствовало близость конца. Оно родилось в момент всемирного кризиса. Бог вошел в мир, когда мир трепетал. Когда мир испытал все пути развития и пришел к тупику, тогда Бог явился. И Господь Иисус говорит о своем новом явлении, но уже в другом виде, другим путем, явление Его в славе и люди ждали этого каждый день. Греческое слово парусия - приход, пришествие Христово, оно означает одновременно и присутствие. Почему эта вера в близкое пришествие Христа остается в Церкви? Потому, что Он действительно приходит, потому, что второе пришествие начинается с момента воскресения Христа. Он второй раз пришел на землю. И это продолжается, это еще не страшный суд, не последний, но это уже суд миру. Христос среди нас действует, живет. И когда мы смотрим Ему в глаза, это есть суд совести каждого человека и суд истории. Так вот, блаженный Августин, один из крупнейших Отцов Церкви Запада - мощный опыт, великое сердце - он понял, что мир не кончается. Он первый понял, что впереди еще огромная история - история целой эпохи. И он написал книгу "О граде Божием" и показал, как развивается мировая история на основании Библии. Изначально, после грехопадения человека, писал Блаженный Августин, люди создали два града, два типа общества, и лаконично он так говорит: "Один град - это любовь к себе до отрицания Бога, а другой - любовь к Богу до отвержения себя". И вот эти два града постоянно возрастают, постоянно отталкиваются и растут и вширь и вглубь истории. История велика впереди. Мы с вами тоже живем в эпоху критическую. Это эпоха апокалипсиса. Эпоха конца одного мира и начала нового. Иисус Христос запретил человеку гадать о том, когда мир кончится. Мы должны знать, что это происходит всегда, перманентно, и быть готовыми к тому, что Он среди нас и сегодня. Но в то же время, мы должны предполагать, что по воле Его впереди может оказаться и огромная история. В конце концов, сколько было апокалиптических эсхатологических сект, движений, писаний, книг, трагических судеб - миллионы, а прав-то оказался блаженный Августин, который увидел впереди огромную историю. И поэтому, он вдохновил людей на созидание, на священный, духовный, нравственный и, одновременно, материальный труд. И средневековое общество, которое возникло на развалинах Римской Империи, пыталось ориентироваться на идею града Божьего. Пусть оно не могло создать идеального града Божьего, но ориентир был верный, и верно было то, что человек должен трудиться, созидать и идти вперед. Что самое опасное для него - опустить руки и думать, все равно скоро конец, не будем ничего делать. Христианство - величайшая творческая сила истории. Когда древний мир пришел к своему концу, агонизировал, оно продлило его существование, оно вдохнуло в него новую жизнь и не только это, оттуда, древний мир смог перекинуть мост в Европу, будущую Францию, Бретонию, Германию, будущую Британию, будущую Русь, в будущее множество других христианских цивилизаций. Значит, верить - это действовать, а действовать - это значит служить Богу.
И когда спрашивают, а как относится христианство к творчеству, ко всему тому, что есть на земле, мы не должны искать секретов и каких-то официальных определений. А мы можем сказать так, как сказал один из учеников Христовых: "Пойди и посмотри". Если сомневаешься в том, что твои силы нужны для Царства Божия, пойди и посмотри на историю церкви, на соборы, на иконы, на города, которые возникли, на монахов, которые осваивали пустыни, дебри лесные, которые переписывали книги, которые хранили и развивали начатки античной науки. До сих пор дело образования на Западе, например, во многом, находится в руках у монахов. Теперь у нас начинают признавать, что монахи несли вместе с миссионерством и просвещение и многое другое. Посмотрите последний номер журнала "Знание и сила" - там впервые написано, что орден "Общество Иисуса" - орден иезуитов, который у нас без конца ругали, был колоссальной культурной и просветительной силой. Сведения об этом ордене мы черпали из полемики, которая хотела их замарать, которая священное имя Иисуса, в латинском произношении - Иезус, всегда чернила. А иезуиты были героями. Среди них были ученые, врачи, астрономы. Палеонтолог Пьер Тейяр де Шарден был монахом этого ордена и можно назвать множество других крупнейших имен - представителей многих народов. Они несли христианскую весть от Китая до Северной Америки, многие из них погибли как мученики в прериях, убитые индейцами. Но они все-таки выполнили свой долг. Итак, мы можем продолжать дальше и говорить "Пойди и посмотри на бесчисленных тружеников милосердия, сострадания". Я видел на Западе больницы, приюты, добровольные христианские общества, которые заботятся о тех людях, которые для нас словно пыль - уроды, инвалиды, дети, рожденные, так сказать, неполноценными. Забота о них и есть постоянное христиан кое созидание.
А искусство? Невозможно говорить о том, что христианство было против искусства. Две тысячи лет оно все время созидало. И созидало не в одном стиле, монотонно, а свободно: это и готика, и модерн, и многое другое. И в музыке разнообразие бесконечное.
Именно в этом сила христианства, что здесь есть и Бах, и Григорианский хорал, и православное песнопение, и новая православная музыка, новая, потому что то, что вы, друзья мои, принимаете за древнее церковное песнопение, то, что у нас теперь можно слышать по радио и по телевизору, и то, что на пластинках записано, это все новое, до XVII века таких звуков никто не слышал в русских церквах совсем. Старообрядцы лишь сохранили то, что было до XVII века. Если вы сравните их песнопения, то вы узнаете, что у нас поют совсем другое, а через двести лет будет опять другое. То же самое и формы богослужения, они без конца менялись. Это живой организм, развивающийся, мощный организм. Но почему он такой? В чем причина? В том, что европейцы были самыми образованными, разумными людьми, самыми сильными, добрыми? Это не так. Если говорить о мягкости, то, наверное, на индийском субконтиненте доброты было больше, чем у нас. Но динамизм и сила, которые Евангелие внесло в жизнь европейских народов, навсегда определили нашу судьбу. И судьба эта очень сложная, потому что христианство вносит в жизнь России, Европы особый фермент, не дающий миру останавливаться. Этот мир движется, бушует, проходит через кризисы, и кажется, вот-вот христианство погибнет.
Я многим из своих друзей рассказывал, что когда я был ребенком, моя бабушка, учившаяся в Швейцарии, видевшая там Ленина, говорила моей маме: "Ты его вере не учи, потому что, когда он вырастет, не останется уже ничего от христианства". Она же видела, как ломали церкви. Но нельзя этого сломать, потому что сила Христова неодолима. Иисус Христос, когда говорил о своей церкви, сказал: "Я ее создам на камне и врата ада, то есть силы ада не смогут одолеть ее, и это исполняется всегда".
Мы празднуем Пасху сейчас, в эти дни, и путь Христа на земле - это прообраз истории Церкви. Он пришел без оружия и победил. Он был казнен, и умер, и воскрес. И церковь, подлинная церковь, всегда шла без оружия. Когда люди шли в крестовые походы, надевали на себя крест и шли проливать кровь, - это была не церковь, это было не христианство. Господь Иисус не признает в этих людях своих учеников. Потому, что значок ничего не обозначает. Если крест был начертан на крыльях мессершмитов, то это вовсе не значит, что они несли в своих бомбах Благую Весть для нашей страны.
Крест должен быть иной - крест Христов. "По тому узнают, что вы мои ученики - говорил Господь, - что вы будете иметь любовь между собою". Вот наше свидетельство. Апостолы пришли безоружными, пришли в Римскую Империю, победили ее, не опираясь на силу и славу человеческую. Это урок для христиан. И там, где христианство применяло насилие, оно само терпело ужасные, трагические поражения, потому что камень, поднятый христианином, падал на него, на его голову. Поэтому мы должны ощущать и разделять в истории христианства его ложные формы. Но как это различать? Есть критерии: Евангелие и основные догматы Церкви. Не думайте, что догматов так много, что можно в них заблудиться. Весь христианский мир принимает основные догматы первых Вселенских Соборов. Они главные, они исконные и их совсем немного. И то, что входит с ними в противоречие, становится, ересью. Только это. А то, что входит в противоречие с призывом Иисуса Христа к всеобщей любви, к терпимости, к терпению, к прощению, уже окончательно является изменой ему. Поэтому, история церкви есть, прежде всего, история ее святых. Один историк, начала нашего столетия так писал:
"Не думайте, что история христианства - это история консистории, соборов, склок между епископами и князьями. Нет. Это все поверхностно. Нет. Это все оболочка. А подлинная история церкви - это история ее святых. Тех, кто, так или иначе, стремился осуществить в конкретной реальной жизни, в той или иной эпохе или стране Евангельский идеал, который светил миру - светит сейчас и будет светить всегда, покуда стоит мир". Спасибо.
Итак, мы с вами совершили обзор от каменного века до христианства...